В третью стражу [СИ] - И Намор

    Да, так сибаритствовать можно, и жить так можно, нужно и удивительно хорошо. И на Таню само собой снизошло состояние расслабленного покоя, физического и душевного.

    "Нирвана..."

    Ей было настолько хорошо, что она озаботилась даже - и неоднократно - вопросом, а не послать ли на фиг эту "рыбалку", то есть все эти светские посиделки в гостиной, если ей и так уже замечательно хорошо?

    "Остаться здесь, лежать вот так, добавляя по времени горячую воду... Потом забраться в постель и спать..."

    Спать и видеть сны, в которых ее будет обнимать атлетически сложенный Баст Шаунбург... или не будет.

    К половине седьмого она была уже вполне готова "выйти в люди". Еще раз критически осмотрела себя в зеркале, врезанном в среднюю дверцу массивного и тоже дубового шифоньера, и осталась собою вполне довольна. Туфли на высоком каблуке - к сожалению, единственные в ее небогатом гардеробе - добавляли роста и каким-то колдовством определяли особую, свойственную только ей осанку. Длинная, до щиколоток, приталенная темно-серая юбка и белая блузка, с широкими и сильно приподнятыми плечами и "с кружавчиками, тут и тут", выгодно демонстрировавшая не очень полную грудь французской комсомолки, и открытую - "высокую" - шею. Ну а золотистые ее волосы, поднятые вверх и уложенные на затылке, дополняли картину, которую можно было не портить макияжем, но она, разумеется, им немного "злоупотребила".

    "Вполне".

    Таня вооружилась сигаретой - курить не хотелось, но имидж требует жертв - и вышла из комнаты. И тут же в очередной раз вынуждена была мысленно покачать головой, обнаружив, какую на самом деле звукоизоляцию обеспечивают толстые каменные стены и двери из натурального дуба. В комнате было тихо, но из коридора второго этаже этажа доносились приглушенные расстоянием голоса, а с лестницы уже можно различить и произносимые слова. К удивлению, ждали только ее, и... да, и Ольга тут, и она...

    " Une grue![199]"

    Нынешняя Ольга являлась чем-то средним между Гретой Гарбо и Марлен Дитрих. Красивая и стильная дамочка, ничего не скажешь! И этим вечером, благо не в цивилизованном месте, где за такое и арестовать могут, оделась в "мужской" в полоску костюм и мужскую же белую сорочку при темном галстуке.

    "А про бюстгальтер мы конечно в спешке забыли... Вот же... garce[200]!"

    - Какой у тебя прелестный костюмчик! - Улыбнулась Татьяна, одновременно выпуская дым от затяжки, аки дракон огнедышащий.

    - О, да, - мурлыкнула в ответ Ольга, Вот только "мурлыка" эта была никак не менее опасна, чем тирольская рысь. Как минимум. Потому что по максимуму это уже была какая-то Багира, хоть и не черная, а рыжая. - Эльза чудесный мастер. Даже и не знаю, чтобы я без нее делала! - Под тонкими бровями в таинственной дымке, порожденной "размытым" макияжем и длинными ресницами, набирали силу два огромных изумруда.

    - Эльза? - Переспросила Таня, пытаясь понять, отчего у крысы Кисси такие огромные зрачки. Что-то крутилось в голове, но никак "не давалось в руки".

    - Эльза Скьапарелли...

    "Скьапарелли?... Ах, да... Это кто-то типа Дживанши, только "сейчасный". А глаза... Черт! Да она же marie-jeanne[201] курит!"

    Ответ был настолько очевиден, что даже странно, как она сразу не сообразила. Можно подумать, не знала, как пахнет анаша! Знала, разумеется. В ее молодые годы в универе многие баловались. Угар социализма, так сказать...

    - Ах, да! Скьапарелли... Ну как же! Добрый вечер, мальчики! - "Мальчики" сразу же разулыбались, как дети, а Ольга чуть нахмурилась.

    - Ужин "подадут" в половине восьмого, - сказал, вставая из кресла у камина, Олег. - Выпьешь что-нибудь?

    - А что есть? - Она на секунду зафиксировала взгляд на огне в камине и направилась к пустующему креслу, стоящему как раз напротив кресла Ицковича. Это был маленький тактический успех, но лиха беда начало.

    - Да, в принципе, все, что душа пожелает. - Ответил Олег, кивая на открытый бар. - Итак?

    "Красивые глаза..."

    - Абсент, - сказала она, выпуская дым из ноздрей. Один знакомый, - еще там, в Москве, в двухтысячных - сказал как-то, что у женщин это получается весьма нетривиально, сексапильно - особенно у красивых женщин - и... еще как-то, но этого, последнего, она не запомнила. Впрочем, и бог с ним. Первых двух пунктов программы было вполне достаточно, а в том, что она красивая женщина, Таня нисколечко не сомневалась.

    - Хм... - Весьма театрально поднял левую бровь Баст фон Шаунбург. - Между нами, шер ами, абсент во Франции запрещен к употреблению. В Германии и Австрии, впрочем, тоже.

    - А у нас разрешен. - Тронул свои стильные тоненькие bacchantes[202] "денди лондонский" со вполне русским именем Степан.

    - В Англии много чего разрешено. - Как-то непонятно прокомментировала его слова Ольга и чуть раздвинула в "рассеянной" улыбке свои едва тронутые бледной помадой губы. Красивые губы.

    "Изысканно красивые... Тварь!"

    - Налей мне тоже... кузен, - добавила Ольга, как бы решив, что белое вино, которого еще немало оставалось в ее бокале, не так уж и хорошо, как ей показалось вначале.

    "Кузен... А что она хотела сказать на самом деле? Любимый, дорогой?"

    А абсент - "И с чего это я о нем вспомнила?" - оказался не привычно-изумрудного цвета, а, как ни странно, красного.

    "Красный абсент? Или Баст нас разводит, как двух дурочек? Но Ольга-то должна в таких вещах разбираться, но молчит".

    Между тем, Баст достал из буфета два абсентных стакана - толстостенных, высоких, на короткой и относительно тонкой ножке. Отмерил с помощью мензурки - 'Как в школьной лаборатории - хихикнула про себя Таня - сейчас бесчеловечные опыты будем ставить' - по одной части красной жидкости, а затем начал делать что-то такое, отчего все замерли и, буквально открыв рты, уставились на него.

    Из недр буфета, солидного и даже величественного, пожалуй, как какой-нибудь собор Нотр Дам, извлечена была специальная ложечка - плоская, с дырочками, как в дуршлаге, и при том достаточно широкая, чтобы лечь на края бокала - и, разумеется, раз уж ее достали, тут же заняла место на первом из двух стаканов. Впрочем, и второй вниманием не обделили.

    "Однако", - прокомментировала Жаннет, как зачарованная, следившая за тонкими, но крепкими пальцами Баста. Действовал фон Шаунбург умело - едва ли не профессионально - быстро, красиво и... да - на редкость артистично, возможно даже, вдохновенно.

    Он положил на ложечки по кусочку пиленого сахара - "А рафинад у него откуда? Он что, знал, что я попрошу абсент?!" - накапал на него по пять капель красной жидкости из бутылки и тут же поджег. Горит абсент не хуже спирта, да и состоит из спирта процентов на семьдесят или даже девяносто в зависимости от сорта. Но фокус не в этом, а в том, что по мере сгорания спирта, сахар меняет цвет и плавится, так что через мгновение капли раскаленной карамели падали вниз. И, разумеется, абсент в стаканах вскоре вспыхнул, но Баст уже вливал через свободный край бокала талую воду из ведерка со льдом, где дожидалась ужина бутылка шампанского. Воды влил немного - максимум по три капли на каплю абсента, но этого хватило: огонь угас, а напиток в стаканах помутнел, решительно изменив цвет.

    - Прошу вас, дамы! - Баст с улыбкой поднес стакан с "радужным молоком" сначала Тане - она оказалась ближе - а затем и Ольге, сидевшей чуть дальше. - Только не злоупотребляйте! На ужин у нас - персональное спасибо Степе! - магнум "Дом Периньон", брют blanc de noirs[203] двадцать девятого года.

    "Упасть, не встать!" - Мысленно покачала головой Татьяна, одновременно с "благосклонной" улыбкой, принимая, у Олега - "Олега ли?" - стакан с абсентом. - Какие мы все из себя аристократы, блин! Просто блевать, господа-товарищи, извините за выражение, хочется!"

    Но, так или иначе, глоточек горькой, несмотря на карамель, и крепкой, несмотря на воду, отравы. Потом еще один, и еще - под неторопливый "великосветский" разговор. И сигаретка очередная - какая-то там по счету, но кто же считает! - очень к месту, и теплый воздух с дымком марихуаны и сосновым ароматом, и улыбка Олега, прорастающая сквозь лицо Баста...

    "Он мне нравится?" - Пожалуй, это все еще была Татьяна.

    "Мне он нравится!" - А это, судя по интонации и "гормональному" всплеску, комсомолка наша проснулась.

    - Баст! - Восклицает Кисси, и тра-та-та-та, и бу-бу-бу-бу - мелет что-то неразборчивое и заливается своим виолончельным смехом.

    "Шлюха австрийская!"

    - Мадемуазель? - А это кто? Виктор или Степан?

    "Степан или Виктор?" - Но лицо плывет, заштрихованное косым дождем...

    "Да, какая разница! - Русалкой выныривает из темных жарких вод подсознания Жаннет. - И тот хорош, и этот! Все трое, как на подбор! Выбирай и пользуй! Ils ont fait une partie de jambes en l'air[204]... "

    "Фи, мадемуазель! Где вы вообще воспитывались?" - Ужасается Татьяна, воспитывавшаяся еще в те еще времена, когда и слово-то секс произносили только шепотом и не при мальчиках.